Станция-призрак - Страница 75

Игорь расправил плечи, поднял голову, обвел глазами толпу.

— При мне все будет, как при батюшке, — хрипло сказал он. И как только слова такие выговорились — словно подсказал кто. Он и слова-то такого, «батюшка», до этого никогда в жизни не употреблял. Стоявший рядом Михаил вздрогнул, но ничего не сказал.

Игорь машинально посмотрел туда, где не так уж давно на похоронах Зои стояла среди толпы Нюта с подругой. Конечно, сейчас никакой Нюты там не было, зато стояла повариха Галка, а рядом с ней — худенькая испуганная девчонка, которую притащили недавно.

Люди задвигались, перешептываясь, как будто, наконец, дождались ответа на свой безмолвный вопрос. И только потрясенная Галка, машинально перекрестившись, забормотала:

— Свят, свят, свят! На нашей станции поселилось зло. Не Игорек это — оборотень, подменыш. Игорек был ласковым мальчиком, а у этого глаза волчьи.

Вокруг поварихи немедленно образовалось пустое пространство. Некоторые на станции втайне исповедовали старую веру и молились Богу, которого Верховный объявил ложным, но об этом никто не смел говорить вслух. Игорь посмотрел на смутьянку недобрым взглядом. Похоже, что неуместная разговорчивость и ересь может в ближайшие дни довести ее до сердечного приступа. Молодой правитель-то, видно, весь в отца — зря сомневались начет него, что мягок не в меру. Вот когда кровь-то сказалась.

Но выдержка у Игоря тоже была — он не стал оскорблять неуместными разборками траурную церемонию. Молча склонился над пышно убранным гробом и коснулся губами ледяного лба. Приторный запах цветов ударил в нос — лето наверху шло к концу. Почему-то именно в конце лета цветы пахнут так терпко и сладко. «Надо будет навестить того беднягу, который на этот раз за ними поднимался», — подумал новый Верховный. Сталкера здорово покусали, пришлось даже ампутировать руку, но свой долг он честно выполнил — обливаясь кровью, притащил на станцию ворох цветов и лишь потом свалился без сознания. «Наверное, люди все же любили отца на свой лад — вряд ли из одного страха можно было совершить такое. Хотя кто их поймет? Даже сам отец говорил, что для него чужая душа чаще всего — потемки, а уж он-то в людях разбирался…»

Под тоскливые завывания помятого саксофона процессия двинулась в туннель. В этот день люди не боялись привлечь внимания тамошних обитателей, и монстры, словно чувствуя это, куда-то попрятались.

— Как следует заваливайте, — мрачно предупредил Игорь. — А то вон Зоину могилу какие-то твари разорили, у трупоедов чутье острое. Раньше думал — если что, отца возле нее похороню, согласно его воле, а видишь, как вышло. Один он остался после смерти. Ну, разве что я когда-нибудь рядом лягу, хотя уж постараюсь как-нибудь не слишком скоро. — И он нехорошо усмехнулся. Да, он сильно изменился за последнее время, и сам чувствовал это.

Проводив в последний путь отца, правитель решил заняться делами. Скорбеть было некогда — в последнее время старик изрядно все запустил. Да и сам он был хорош, не помогал совсем. Ну ничего, теперь-то он исправится. Верховный велел позвать к нему Михаила, и они, уединившись в шатре отца — нет, теперь уже его, Игоря, шатре! — начали обсуждать насущные проблемы.

А проблем было немало. Самая первоочередная, как всегда, — нехватка продовольствия. Надо опять посылать людей наверх, а наверх они не хотят, там все опаснее. У птеродактилей на Тушинском аэродроме вывелись птенцы, и те совсем озверели. Придется, наверное, увеличивать поголовье крыс, но ведь их тоже надо чем-то кормить, пока веса не нагуляют. Значит, опять идти на поверхность — просто замкнутый круг какой-то. «Ну ничего, жрать захотят, так пойдут как миленькие», — пробормотал Игорь. Это могло и подождать.

Михаил нерешительно откашлялся.

— Что еще? — коротко спросил правитель.

— Я тут подумал… Может быть, не надо больше приносить жертвы? Ту девочку, что привели недавно, хорошо бы отпустить, а то люди недовольны…

— Пусть засунут свое недовольство… — буркнул Игорь. — Сегодня им жертвы не нравятся, завтра все, как эта дура Галка, открыто креститься начнут, а потом что? Будут задумываться о справедливости распределения пайков или, того чище, обсуждать решения Верховного? Мне тут второго Гуляй Поля не надо! Так что жертвы приносить будем по-прежнему. Я вообще считаю, что кроме летней церемонии надо ввести еще зимнюю, да и память отца почтить отдельной жертвой было бы неплохо. А девчонку отпускать в любом случае нельзя. Вы, вообще, в курсе, откуда ее притащили? С Бе-го-вой! Думаете, если она вернется домой, то будет держать язык за зубами? Да и вообще, дядя Миша, как вы себе видите это «отпустить»? Одну? По поверхности?

— Ну, можно кого-нибудь отрядить в провожатые… — неуверенно начал советник, но Игорь рубанул воздух ладонью.

— И слышать не хочу! Это что же получается, за жратвой себе любимому наш дорогой народ вылезти боится, а провожать какую-то… В общем, закрыли тему. И вообще, дядя Миша, давайте сразу договоримся. Я знаю, вы были близким другом отца, он вас, уважал и прислушивался к вашему мнению. Но я — не отец, и сам знаю, что мне дальше делать. Не вмешивайтесь в мои дела, если не хотите со мной поссориться. — И Игорь так глянул на опешившего Михаила, что тот поежился.

— Ладно, — неожиданно смягчился Верховный. — Я все же думаю, мы научимся работать вместе. Идите, дядя Миша, отдыхайте. С завтрашнего утра у нас начнется новая жизнь.

Не сказав ни слова, старый советник вышел, а Игорь продолжал размышлять.

Что еще? Повариха? Это тоже могло подождать. Вернее, об этом можно было вовсе не думать — телохранители, увидев его гневный взгляд, все должны понять правильно. А если нет, то тем хуже для них. «Кстати о телохранителях и прочих полезных людях…»