Станция-призрак - Страница 79

К оглавлению

79

Глава 11
СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ И НОВЫЕ ТАЙНЫ

Муре удалось уговорить коменданта Баррикадной — на Улицу 1905 года Нюту переправили на дрезине, с большой осторожностью. С ней отправились Вэл, Мура, Алек и Кирилл, старавшийся держаться тише воды ниже травы. Тушинец был искренне рад, что после тяжелого разговора Нюта вообще не отказалась видеть его впредь.

Как ни странно, рассказанная Кириллом новость обернулась против него же. Алек, в ответ на вопрос Нюты, почему он скрыл, что пришел с Беговой, вполне логично ответил, что не хотел ее волновать. Вполне логично же, сославшись на недавний обморок, он клятвенно пообещал девушке ответить на все вопросы, как только состояние ее здоровья исключит возможность его повторения. И Нюта ему поверила — просто потому, что хотела верить. В результате Кирилл и вышел виноватым — оказался каким-то злобным сплетником.

Сойдя с дрезины, Нюта впервые за долгое время вздохнула свободно — по сравнению с Баррикадной здесь было куда просторнее. Уже ставшие почти родными высокие розовые колонны, высокий же потолок. Даже металлические цифры «1905», чередующиеся на стенах со стилизованным изображением факела, выглядели как-то нарядно и величественно. Хуже было другое: переезд и устроенная ей торжественная встреча так разволновали Нюту, что она снова слегла.

Силы никак не хотели возвращаться к победительнице Зверя. Для нее установили персональную палатку в самом центре станции — почти новую, веселой ярко-оранжевой расцветки. Мура шепнула, что палатку заказали в Ганзе, скинувшись всем миром. Там ее часто навещали — кроме Вэла и Муры забегала повеселевшая Маша, то одна, то с сыном, несколько раз заходил лысый комендант, теперь казавшийся девушке вполне милым. При первом визите он наконец-то представился — «Зотов, Илья Иванович» — и торжественно вручил девушке не только ее старый временный пропуск, но и новенький паспорт. «Почетный житель станции Улица 1905 года», — прочитала Нюта и чуть не прослезилась, смутив коменданта.

Во второй визит к Нюте Зотов сидел и мялся. Спросил, не беспокоят ли ее, нормальная ли пища, не нужно ли чего? Нюта заверила, что всем довольна. Комендант кивал, но не уходил. Девушка решила, что ему, как и многим жителям станции, неловко перед ней, что он чувствует свою вину. Она улыбнулась, желая показать, что вовсе не держит зла, и задала давно интересовавший ее вопрос — что за детский рисунок висел у него над столом?

Такой бурной реакции Нюта не ожидала. Илья Иванович схватил ее за руку, прижался к ней лбом, и слова полились неудержимым потоком, как будто мужчина уже не мог держать свое горе в себе. Запинаясь, он рассказывал ей историю своей жизни, точно исповедовался перед ней как каким-то высшим существом, которое имело право судить.

Из его довольно бессвязного рассказа о жизни до Катастрофы, пересыпанного непонятными словами, Нюта выяснила, что Зотов родился и вырос не в Москве, а в каком-то маленьком городке. Тогда собственное существование казалась ему скучным и бессмысленным, и только сейчас он стал понимать, какая дивная и замечательная это была жизнь. Зимой можно было кататься в лесу на лыжах и на замерзшем пруду — на коньках, летом ходить на городской пляж, который был уже почти и не городской, — на том берегу пруда начинался лес. Илья с друзьями плавали в мутноватой зацветающей воде или загорали на берегу, усыпанном окурками, подсолнечной шелухой и обрывками бумаги. Совсем рядом было шоссе, мимо на большой скорости проносились машины, которые молодые люди провожали глазами. Как Илья тогда завидовал людям, которые мчались в этих иномарках!

Отслужив в армии, Зотов вернулся на родину, но тоска по иной, красивой жизни в нем лишь окрепла. Иногда он приезжал в Москву, чтобы побродить по огромному городу, где жизнь казалась такой интересной и насыщенной и где сам молодой человек был абсолютно чужим, а вечером садился в электричку и ехал обратно. Однажды на вокзале он увидел объявление, приглашающее молодых мужчин на службу в Управление милиции но охране метрополитена. Так метро стало местом его работы, как и многим другим, позволило выжить при Катастрофе и даже найти себя в новой жизни. В метро же Зотов встретил и свою будущую жену.

Люся была домашней девушкой, тоненькой, хрупкой и беззащитной, с длинными каштановыми волосами, которые она сначала каждый день заботливо расчесывала, но вскоре была вынуждена коротко остричь. Илья был уверен — на поверхности, в прежней жизни, такая девушка даже не взглянула бы на рядового милиционера, не обладающего примечательной внешностью и даже не москвича. А здесь он был чуть ли не героем, одним из новых хозяев жизни, и Люся смотрела на него восхищенными глазами. Он назначал ей свидания вечерами в конце станции, на которые девушка приходила не всегда. Зотов думал, что не слишком-то ей и нужен, и не знал, что красавица рвалась к нему точно так же, как и он к ней, а не приходила иной раз из-за нездоровья, которое тщательно скрывала от всех. Несмотря на всю свою неприспособленность к жизни под землей, она инстинктивно чувствовала, что в этих жутких условиях слабость лучше никому не показывать. Из-за таких недоразумений их любовь достигла небывалой силы, и Люся едва дождалась официального предложения, чтобы с радостью ответить «да».

Конечно, со временем Зотов догадался, что жена его не совсем здорова. Труднее было понять, чем именно она больна: своего врача в тот момент на станции не было. Имелись, конечно, пара человек, умевших перевязывать раны и оказывать первую помощь, но о квалифицированном диагносте даже мечтать не приходилось. Но даже болезнь до поры до времени не слишком омрачала их существование. Они любили друг друга и были счастливы. Родилась дочь, которую назвали Алиной, но Зотовы были настолько поглощены друг другом, что почти не уделяли ребенку внимания. Не слишком красивая, угрюмая и замкнутая девочка любила рисовать и могла подолгу сидеть одна, водя огрызком дефицитного карандаша по не менее дефицитной бумаге.

79